москвовед Борис Земенков

Борис Земенков (1902 — 1963) — художник, поэт и москвовед. Сын служащего Московской государственной сберегательной кассы. В 1918 поступил на графическое отделение Училища живописи, ваяния и зодчества (с 1920 — ВХУТЕМАС), одновременно посещал студию стиховедения и слушал лекции В. Я. Брюсова, Андрея Белого, В. И. Иванова, увлекался левыми течениями в поэзии и живописи. С 1919 — участник гражданской войны, в рядах Красной Армии сражался на Восточном фронте, был контужен (с того времени навсегда остался след: нервный тик). Ещë до ухода на фронт Земенков примкнул к кружку Ипполита Соколова — группе экспрессионистов, издававшей произведения своих единомышленников, однако вскоре вышел из неё и перешëл в «Российское Становище Ничевоков». Несмотря на откровенную ставку на скандал (ничевоки, выступая, провозглашали такие лозунги: «Ничего не пишите! Ничего не читайте! Ничего не говорите! Ничего не печатайте!»), в их манифесте содержалась мысль, которая, действительно, не могла не вызвать сочувствия: ничевоки провозгласили, что их искусство – это движение, а не результат, «ничевочество» – это путь», – формулировали они. Правда, этот путь, в духе модной в период Первой мировой войны теории, вед, по их утверждению, как и путь эволюции Вселенной, в «ничего», но это «ничего», как и конец Вселенной, о котором говорили ученые, отодвигался в неопределенно далекое будущее, а в движении к нему решались проблемы художественного творчества. «Кризис – в нас, в духе нашем. – В поэтпроизведениях кризис этот разрешается истончением образа, метра, ритма, инструментовки, концовки. Истончение сведет искусство на нет, уничтожит его: приведет к ничего и в ничего. Наша цель: истончение поэтпроизведения во имя ничего. На словесной канве вышить восприятие тождества и прозрения мира, его образа, цвета, запаха, вкуса и т. д.» «Истончение образа» в поэтической практике выражалось в перегруженности стихотворения метафорами, но при расшифровке которых вырисовывался конкретный, реальный и очень материальный образ. В начале 1920-х гг. выступал на поэтических вечерах в Политехническом музее и доме печати, посещал литературные кафе «Домино» и «Стойло Пегаса», позднее изобразил их в серии «акварелей-воспоминаний», был знаком с Асеевым, Есениным, Маяковским и др. В середине 1920-х гг. вошёл в объединение художников «Бытие», отвергавшее крайности авангардизма. В 1926 участвовал в выставке «Бытия» (московские пейзажи «Сорок сороков», «Говорящие камни» и др.). В 1927 г. выполнил «по заданию и коррективам автора» рисунки для поэмы конструктивиста Чичерина «Звонок к дворнику». В 1920 издал первую книгу стихов «Стеарин с проседью. Военные стихи экспрессиониста». За ней последовали «Корыто умозаключений» и «От мамы на пять минут». Художник-реставратор, много работал в жанре городского пейзажа («Булочная», «Огни города», «Дом с колоннами», «Новая Москва»), создал серию зарисовок памятных литературных домов в том виде, который они имели, когда в них жил тот или иной писатель. Краевед. Активно участвовал в деятельности общества «Старая Москва». В 1941 в Москве и Ленинграде состоялась выставка акварелей Земенкова «Литературный Петербург и Москва». В годы Великой Отечественной войны создал серию рисунков «Москва в ноябре—декабре 1941 года», плакаты для «Окон ТАСС», написал статью «По литературной Москве, пострадавшей от фашистских бомб» (1942; не опубликована). К 1940-м гг. относится серия акварелей и «рисунков-реставраций» зданий, связанных с жизнью В. Г. Белинского, Н. И. Новикова, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова и других писателей. Статьи о памятных местах Москвы и Подмосковья. «Он (Борис Земенков) вел по улицам и переулкам, и закоулкам, и руинам литературного или театрального прошлого Москвы, и, следуя за ним, мы погружались в историю литературы и театра, но в живом приближении». Жена — Владычина, Галина (1900—1970), поэтесса Серебряного века, писательница, драматург, киносценарист.

«По чеховским местам в Москве», «Белинский в Москве», «Гоголь в Москве», «Памятные места Москвы»,«М. С. Щепкин в Москве», раздел «Литературные места» в книге: «Подмосковье. Памятные места в истории русской культуры XIV—XIX веков»,«Очерки московской жизни» (сборник воспоминаний о Москве первой половины XIX века.

Он безотказно выступал в различных аудиториях – от Музея истории и реконструкции Москвы до какого-нибудь домоуправления, и его часто можно было встретить где-нибудь на Девичьем поле или в арбатском переулке, или в проходном замоскворецком дворе во главе группы экскурсантов. О людях, с которыми дружил, работал, встречался – рассказывал, а о себе – нет. В его архиве, ныне хранящемся в Музее истории Москвы, нет ни автобиографий, ни личных документов, только работы по москвоведению, материалы к ним и к его акварелям-реставрациям.

Земенков был поэтом, художником, актером, но в конце концов он стал москвоведом, и именно тогда его натура проявилась наиболее полно. Он не перестал быть ни художником, ни поэтом, ни актером, но они слились, сплавились в нем как в москвоведе.

Земенков родился в Москве. В этом году его отец, служащий Московской государственной сберегательной кассы, жил на Плющихе, в 1907 году снимал квартиру в 1-м Переяславском переулке, позже – вплоть до революции и в первые послереволюционные годы семья жила у Красных ворот в доме Афремова – восьмиэтажном доме на Садовой-СПАССКОЙ, углу Орликова переулка. У Красных ворот прошли детство и юность Земенкова. И в дальнейшем он жил поблизости – в Большом Козловском переулке. Умер в Абрамцеве.

Рядом с домом Афремова стоял дом, в котором родился Лермонтов. За домом, к вокзалам, шли кварталы бедноты. А рядом, на Мясницкой, в переулках, на Басманной – дворянские дворцы.

Определенные сведения о его жизни начинаются с 1918 года, когда он поступил учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Годы учебы прошли не под знаком овладения мастерством, а в метаниях и поисках нового искусства, новых художественных средств, в отрицании всего предшествующего. В первые послереволюционные годы, когда возникли многочисленные левые художественные и литературные группировки, учащиеся бывшего училища принимали активное участие в их деятельности. Большим влиянием среди них пользовался футуризм, но также были сторонники и других группировок, школ, направлений: имажинизма, экспрессионизма, лучизма, кубизма и т. д. Земенков с резкостью критикует современные направления изобразительного искусства, даже самые левые. Он считает, что основой метода экспрессионизма являются «Интуиция и мысль», но до настоящего времени «интуиция и мысль были в наручниках правды и стояли строгие часовые: анатомия, оптика и многое другое». Автор считает, что подобное искусство уже исчерпало себя и принадлежит прошлому, он делает исключение лишь для супрематистов: «супрематисты и мы уже в будущем, ибо дематериализация – цель мира. Мы вышли из пещеры логически возможного. Только формы духовные нужны нам. Живопись старых мастеров дух выявляла через материю, через максимум похожести, через лик внешний. Последующее рушило предыдущее. Материя у Моне стала тюлем, а у футуристов обратилась в газ. Не были ли века прошедшие лишь вступлением в экспрессионизм?»: «Дюрер, Ван Гог, Пикассо… Слава им всем – нашему великому навозу!»

Шел поиск новых художественных средств, необходимых для выражения новой эпохи. В пестром ряду литературных школ Москвы значились символисты, футуристы, ничевоки, имажинисты, акмеисты, классики, фуисты, крестьянские поэты, пролетарские поэты и много-много других.

Несмотря на эпатажные, усложненные образы, нарочито сложные, составные рифмы, в стихах Земенкова ощущается накал чувств, трагичность восприятия мира и присутствуют реалистические детали об одиночестве и неразделенной любви.

Рисунки Земенкова с этой выставки были приобретены Третьяковской галереей. В двадцатые-тридцатые годы работает в книжной и промышленной графике, его привлекают к оформлению музейных экспозиций, он выпускает несколько брошюр по прикладному использованию изобразительного искусства: «Графика в быту» (1930), «Оформление советских карнавалов и демонстраций» (1930), «Ударное искусство Окон Сатиры РОСТА» (1931). Однако Земенков не оставляет и станковую живопись. Многие его живописные работы, акварели, рисунки посвящены городским мотивам: «Мрачный дом», «Голубой особняк», «Керосиновая лавка», «Будочная», «Тупик», «Огни города», «Уличные фонари», «Дом с колоннами», «Новая Москва». Но к концу двадцатых годов чисто живописный и эстетический подход к изображению Москвы перестает удовлетворять Земенкова, он хочет не только видеть, но и знать, что могут поведать любознательному уму изображаемые им дома. Это желание и привело его в «Старую Москву». К Миллеру Земенков пришел с созревшим намерением соединить в своей работе обе интересовавшие его области: изобразительное искусство и литературу, но вряд ли он предполагал, что это соединение в результате приведет его к новой специальности – к москвоведению. В тридцатые годы все краеведческие организации и структуры подверглись разгрому, прекратила свое существование и «Старая Москва». Некоторые краеведы были репрессированы. Москвоведение стадо занятием одиночек, в котором каждый шел своим путем.

«Сам я по профессии художник, – и в те годы ни о какой исследовательской работе не думал. Привело меня на заседание общества «Старая Москва» желание писать Москву, но писать ее не бездумно, а выявляя какие-то памятные места, которые в ее большой истории сыграли известную и значительную роль. Занимался москвоведческими поисками. Номер дома – самый неверный и часто обманный ориентир, – поэтому необходимо определить местоположение дома на улице и по другим, более основательным и долговременным признакам. Таковым в Москве являются церкви: «в приходе такой-то церкви». Такой же верный ориентир – перекресток улиц или переулок, отходящий от улицы. Следует обратиться к указателям улиц и домов Москвы, которые регулярно выходили в XIX – начале ХХ века и в них указывались номера домовладений и фамилии владельцев домов. Из указателя того года, на который вы знаете номер интересующего вас дома, вы определите, какой это дом по счету от церкви (если она есть на улице) или перекрестка с улицей или переулком. Обратите внимание на фамилии владельцев соседних домов, они тоже меняются не очень часто и во всяком случае не все сразу. Затем берите более поздние указатели и следите за судьбой интересующего вас участка московской земли. Часто бывает, с фасада дом кажется новым и недавно построенным, а по дворовому фасаду виден его настоящий возраст. Но важно не только определить дом, в котором жил замечательный человек, следует рассказать о том, как жил здесь этот человек, и какую роль в его жизни и творчестве сыграло время пребывания в этом доме.

От зарисовки сохранившихся памятных литературных домов Москвы он переходит к воссозданию по документальным данным того их облика, какой они имели, когда в нем жил или бывал тот или иной писатель. Затем он делает следующий шаг: воссоздает утраченные памятные здания.

Душой обладают не люди, а дома. Земенков любил своих персонажей, вдохновлялся их творчеством, изучал переписку. Его гнала жажда открытий и желание духовного прикосновения к прошлой жизни творческих людей. Дела домов – это моменты построек и перестроек, но главное – эпизоды, определяющие их историческую ценность. «Сколько замечательных домов в Москве! Какие удивительные повести писательских биографий могут нам рассказать эти тихие мезонины арбатских переулков, дворовые крылечки деревянного Замоскворечья или шумные подъезды доходных домов Петровки и Дмитровки. Сколько наслоений эпох подчас на одной улице или в одном доме! Какая красноречивая геология человеческих дум, мечтаний, трудов! Как часто здесь творец и прототип его героя живут рядом, ходят друг к другу в гости, пьют чай и обсуждают последние европейские новости. Когда мы заходим в эти квартиры, поднимаемся по тем же лестницам, по которым проходили на прогулку, спешили в журналы или на дружеское свидание любимые наши авторы, мы как бы вступаем в самые тайники психологии их творчества, мы посещаем места, где зарождались те идеи и образы, которые формировали нашу юность, которые обогащали наше зрелое сознание мечтами, которые учили нас понимать и любить свою великую Родину».